Videti ta kamen, ne da bi občutili neodločnost,
videti te kamne, ne da bi odvrnili pogled
videti te kamne in dosegati kamnitost kamna,
videti vse kamnite kamne ob sončnem vzhodu in zahodu,
toda ne razmišljati o stenah, pa tudi ne o prahu ali nesmrtnosti,
videti te kamne ponoči in razmišljati o sanjah os v raztopinah,
sprejemati kot normalno, da pri misli na njih kamni
ne dodajo svojemu bistvu niti sence, niti odseva
niti poraza.
Videti te kamne med nevihto in videti,
kot vidiš zenice Heraklita, v katerih
je ravnodušnost kamna podrobna, podobna gramozu.
Ogledovati si naravo podobnosti,
ne da bi se zatekali k simetriji. Odvrniti se in videti,
kako kamni lebdijo in njihova krila so – noč,
in zato so višje kot serafini,
kot kamen padajo na zemljo, v zraku gorijo,
kot predolgi lasje, –
na zemljo, ki bo nekega lepega dne
legla kot zadnji kamen v temelj
odvečne materije, –
kako dolgo naj še označenci tlijo med ogljem ivja?
Tako dolgo kot kamni, ki se sanjajo padanju.
Prej so spomladi pod tramovi
os kipeli vroči grozdi.
Pred pomladjo se je zbudil pesek,
po vetru se je razgrinjal v obliki spirale,
tisočoki kot sneg ali skalnati bog – včasih
kot jastreb zračnih vpadov
v neskončne dežele abecede z eno črko.
Samo kot grimasa na robu, v rastlinskih žilah,
kot slepa vrtnica, kristal, ujet v bliskavico,
kot otok, ki si ga je prisvojilo morje.
Mogoče kot podzemna trava nad žuborečo stopico,
toda vstopa v območje delitve,
v ostro kislino razdora.
Kdo je on? Kako se prevaja?
Kakšna je mera preteklosti?
Od kod?
Zakaj?
Ja, ne slišim, takšna je tetiva nihala.
Očesnega zrkla trepet.
Ozko jadro puščave.
Prevod: Jelka Ciglenečki
Видеть этот камень, не испытывая нерешительности,
видеть эти камни и не отводить взгляда,
видеть эти камни и постигать каменность камня,
видеть все каменные камни на рассвете и на закате,
но не думать о стенах, равно как о пыли
или бессмертии,
видеть эти камни ночью и думать
о грезах осей в растворах,
принимая как должное то, что при мысли о них камни
не добавляют своему существу ни тени, ни отсвета,
ни поражения.
Видеть эти же камни в грозу и видеть,
как видишь зрачки Гераклита, в которых
безразличие камня подробно, подобно щебню.
Рассматривать природу подобий,
не прибегая к симметрии. Отвернуться и видеть,
как камни парят и крылья им — ночь,
и потому они выше, чем серафимы,
летящие камнем к земле, горящие в воздухе,
словно чрезмерно длинные волосы, —
к земле, которая в один прекрасный момент
ляжет последним камнем в основу
избыточного вещества, —
как долго еще означаемым тлеть на меже углем инея?
Столько же, сколько камням, которые снятся падению.
Раньше к весне под стропилами
ос вскипали жаркие гроздья.
Прежде весной просыпался песок,
по ветру стлался спиралью,
тысячеокий, как снег или наскальный бог, — иногда
ястреб воздушных набегов
в непрерывные страны алфавита об одной букве.
Лишь гримасой по краю, в растительных жилах,
слепою розой, вспышкой плененный кристалл,
будто морем присвоенный остров.
Может быть, подземной травой над ручьистой стопою,
но вступающий в обводы двоения,
в острую окись разрыва.
Что он? Как переводится?
Какова мера прошлого?
Откуда?
Повод?
Да, не слышу: такова тетива маятника.
Глазного яблока дрожь.
Узкий парус пустыни.
